«Россия пошла по своему пути — всеобщего единомыслия. Люди тысячи лет страдали от разномыслия. И мы, советские люди, впервые договорились между собой, говорим на одном, понятном для всех нас языке, мыслим одинаково о главном в жизни. И этим единомыслием мы сильны, и в нем наше преимущество перед всеми людьми мира, разорванными, разобщенными разномыслием...» (В. Ильенков. «Большая дорога», 1949 г.)
И, правда, на единстве мнений «партии и народа» настаивали официальные советские круги и пропаганда, но было ли это единство продиктовано общепринятым, как пытался убедить своих читателей Ильенков, знанием того, как должно поступать человеку, или единомыслием прикрывалось незнание дальнейшего пути и боязнь проиграть в честной борьбе мнений?
Еще при жизни Ленина курс большевиков успел несколько раз радикально измениться: от диктатуры рабочего класса к разгрому рабочей оппозиции, настававшей на продолжении такой диктатуры; от крайних форм обобществления хозяйства и быта к возрождению частной собственности во времена НЭПа; от мировой революции к тайным договоренностям с германской военщиной; наконец, от власти советов к диктатуре группы вождей революции во главе с Лениным. Да и позже линия власти колебалась с не меньшей амплитудой: от разоблачения Сталина к осуждению Хрущева, от критики брежневского застоя к перестройке всего и вся при Горбачеве.
На заре советской власти ее противник, публицист кадетской партии А. С. Изгоев утверждал, что российская интеллигенция подошла к революции, не понимая «ни природы человека и силы движущих им мотивов, ни природы общества и государства и условий, необходимых для их укрепления и развития». Поэтому, когда интеллигенция взяла власть вместо царя, ее, по словам Изгоева, «постигло банкротство, заставившее забыть даже провал монархии». Мнение Изгоева кажется и верным, и неверным одновременно. «Обанкротившись», Россия превратилась в советскую сверхдержаву и открыла человечеству дорогу в космос. Победила во второй мировой войне и стала хозяйкой половины Европы. С другой стороны, чем объясняется катастрофическое поражение СССР в финале его истории? Почему сегодня мы ищем ответ на те вопросы, которые российское общество уже задавало себе между Февралем и Октябрем 1917 года?
Наша сложная, противоречивая судьба вновь ставит нас перед загадкой мышления, пытающегося понять самое себя.
Лекции
25. Февральское разномыслие и многовластие
Соглашение Думы и Петросовета, образование Временного правительства, либералы, ВПК и социалисты-«оборонцы»; советизация армии, «приказ № 1» и паралич власти по вопросу о продолжении войны; новые структуры власти: Викжель, керосиновые правительства; националистическое движение на Украине; должна ли революция обязательно породить хаос? ресурсы коллективного пользования и специфика российской власти; появление на сцене Ленина и шок от апрельских тезисов.
Временное правительство не было правительством одной только буржуазии. При своем возникновении оно отражало компромисс либералов и социалистов, Думы и Петроградского Совета. Вместо того, чтобы стать новой общероссийской властью, оно стало формальным прикрытием крайне интересного явления – многовластия. Каждая мало-мальски организованная клеточка общества, от профессиональных союзов до солдатских комитетов стремилась к тому, чтобы обрести независимость от своего окружения. Более крупные организации претендовали на общероссийскую власть.
Несмотря на разраставшийся хаос управления в тылу и на фронте, революционные «правительства» всех мастей крайне трепетно относились к завоеванной свободе жить в условиях многовластия или, более точно, безвластия. На этом сходились и либералы, и социалисты. Разумеется, весь революционный лагерь немедленно набросился на В. И. Ленина, который привез из-за рубежа «якобинский» проект в форме апрельских тезисов. Ленину предстояло преодолеть сильную оппозицию в рядах РСДРП, прежде чем многовластие всех против всех сменилось революционной диктатурой.
26. Ленин и его успех в политике
Феномен эпохи: добро, присвоившее себе право творить и зло; жертва сложностью мышления ради концентрации на целях; психотип Ленина; воля организованного меньшинства против законов истории; ленинское понимание политики: плюсы и минусы; партия ленинского типа: два контура управления РСДРП, явный и тайный.
Ленин видел историю как интуит и платоник: её формирует идея, материализующая себя в воле тайного общества, а это значит, что возможна любая история. Ленинское мышление концентрировалось на практике подчинения истории, жертвуя пониманием сложности её процесса. С этим связана прямолинейность, узость мировоззрения Ленина и его сторонников, бедность и аскетичность мысли, элементарность лозунгов, обращенных к воле. Строители новой России много читали, много учились в рамках ограниченной картины мира, за пределами которой, по их убеждению, просто нечего было понимать. Упрек в отвержении познания ради действия сам Ленин принял бы в качестве комплимента; «практика – критерий истины» продолжают повторять многие и многие его подражатели в политике.
«Мы творим собственную реальность. А пока вы изучаете эту реальность — критически, конечно же — мы идем дальше, творя новые реальности, и их вы тоже можете изучать, и к этому все и сводится. Мы – действующие субъекты истории… а вам, всем вам, останется лишь изучать наши действия». Так говорил Карл Кристиан Роув, заместитель главы администрации президента США Джорджа Буша-младшего.
В этих словах все так, как думал об истории Владимир Ленин и его соратники, которых не увлекало лишь постижение истины, привыкание к ее правилам – нет, они хотели совсем другого: безграничного насилия над ней, безграничной свободы творчества для себя, и безграничной власти над «творимым» ими новым обществом.
27. Октябрьская революция и формирование диктатуры большевиков
Июльские дни, переход Ленина на нелегальное положение; корниловский мятеж и возвращение большевиков на политическую сцену; споры в рядах РСДРП: за и против восстания; восстание как материализация психического образа; «аракчеевское понимание социализма и пугачевское понимание классовой борьбы»: раскол социалистического лагеря.
Аристотель, живший в 384 – 322 гг. до н. э., пришел к выводу, что мы воспринимаем мир не столько глазами, сколько умом. На самом деле, мы видим в мире преимущественно понятия нашего мышления. Понятия – это блоки информации, для которых не имеет значения, что говорят чувства, и говорят ли они что-либо. Например, можно видеть и слышать во сне, когда мы не получаем никакой чувственной информации. Тогда что же мы видим или слышим? Ответ довольно прост: мы прослушиваем и просматриваем наши понятийные записи. Более того, находясь в области чистой мысли, мы можем создавать новые записи такого рода.
Это, как показал Аристотель, касается даже доступных для чувственного восприятия предметов, а продукты нашей собственной психики, такие как «любовь», «дружба», «экономика», в отличие от любимой девушки или друга детства, или приусадебного участка, мы «видим» лишь в качестве воображаемых объектов. То, что нам кажется простым и непосредственным впечатлением, воспринимаемым зрением или слухом, или другими чувствами, чаще всего есть работа сложного комплекса понятий мышления.
Мысль – не просто реакция на внешний мир. Напротив, внешний мир скорее может быть назван проекцией мышления. В этом суть открытия Аристотеля.
В рамках материалистической концепции истории для объяснения причин октябрьской революции 1917 года мы должны в качестве причины предъявить восставший народ и полки революционного гарнизона, действующие с точностью часового механизма. Но такой армии, способной подчинить себе огромную страну, у Ленина не было, о чем не уставали говорить ему соратники-заговорщики.
Зато, вернувшись на точку зрения Аристотеля, мы могли бы утверждать, что революционное событие возникает в качестве отображения в материи психического образа. Тогда имеет значение сила образа, а не сила материи. Если все люди в Петрограде в октябре 1917 года были уверены, что большевики должны были взять почту и телеграф, если таким был психический образ события, то для действительного взятия почты и телеграфа было достаточным послать туда не армию, а двух-трех человек с красными повязками. Материализация идей большевиков, осуществленная малыми силами, при покорности больших материальных сил малым, – вот та картина событий, которую рисуют историки-очевидцы октябрьской революции.
История, став на мгновение видимой, наутро растворилась в мелочевке комитетов и митингов, где проигравшие заявили: «Не верю!»
28. За и против диктатуры пролетариата. Первый идейный кризис в СССР
Неудачная практика рабочего контроля; критика военного коммунизма А. А. Богдановым; поиски пролетарской культуры; А. М. Коллонтай о рабочей оппозиции; споры в руководстве РКП (б) о месте рабочего класса в СССР; решение Ленина, оказавшееся роковым.
Философ-марксист А. А. Богданов считал, что коммунистический уклад жизни может победить лишь опираясь на более прогрессивную, нежели буржуазная, культуру. Если рабочий класс в культурном отношении окажется выше буржуазии, только в этом случае возможен и коммунизм. В противном случае политический коммунизм Ленина будет неизбежно подавлен прежним культурным полем изнутри СССР или извне. С холодной страстью ученого Богданов искал… и не нашёл никакой особой пролетарской культуры, отличной от буржуазной.
Этот вывод, когда он его обнародовал, потряс советские верхи, вызвав первый в СССР идейный кризис, разрешившийся победой партийных чиновников над сторонниками народовластия. После разгрома рабочей оппозиции в 1922 г. власть большевиков утратила характер народной власти.
29. Об истоках советской внешней политики: двойная ставка большевиков в Германии и уроки германского Октября 1923 года
Циммервальдская группа; Коминтерн: задачи и структура влияния; «план А»: советизация Европы; «план Б»: «Вогру» и рапалльский договор с Германией; поражение германского Октября 1923 года и его уроки.
Решение Ленина взять власть во многом основывалось на убежденности в том, что промышленные рабочие готовы управлять обществом без буржуазии. В пользу такого вывода, казалось, свидетельствовал опыт германского рабочего движения с множеством прекрасно организованных партийных и профсоюзных учреждений, печатных изданий, экономических предприятий. Пусть в России рабочий класс не имел еще опыта управления, опираясь на миллионы немецких сознательных коммунистов и социалистов, с одной стороны, и штыки Красной Армии, с другой, мировая коммунистическая революция могла быстро победить в Европе. Таков был план Ленина, для осуществления которого Коминтерн сделал все возможное: агентура советских спецслужб, а также деньги и оружие, поступавшие из России, наводнили Германию накануне восстания, которое должно было стать повторением русской революции. Однако, этого не случилось. Вновь была доказана правота А. А. Богданова: рабочий класс тоже буржуазен.
Если в России рабочие растаскивали имущество доставшихся им заводов вместо того, чтобы управлять ими, то в Германии, по свидетельству агента Коминтерна Ларисы Рейснер, большинство рабочих «два-три дня отсиживалось дома у камина, коротая время за чашкой кофе и чтением «Форвертс» [газета социал-демократов], ожидая момента, когда стрельба стихнет, мертвых и раненых унесут, баррикады разберут, а победитель – кто бы это ни был, большевик или Людендорф, или Сект – посадит проигравших в тюрьму, а победителей в кресла власти».
Провал германского Октября 1923 года вновь поставил вопрос о дальнейших путях социализма и о тактике выживания СССР в капиталистическом окружении.
Психоистория как наука. Общие сведения
I. Курс психоистории России. Общие сведения
Лекции курса читаются один раз в неделю по скайпу. Для записи: milutinev@rambler.ru Или через личные сообщения в ЖЖ или Фейсбуке.
Об авторе: Евгений Владимирович Милютин, российский дипломат (в прошлом), историк, востоковед, писатель, автор книги «Психоистория. Экспедиции в неведомое известное». Вы можете комментировать эту и другие мои статьи в группе любителей психоистории «Зеленая Лампа» в Фейсбук.
Journal information