VII. Курс психоистории России. Модуль 6. Октябрьская революция и диктатура Ленина
В статье Андрея Синявского «Что такое социалистический реализм?» был приведен отрывок из произведения советского писателя В. Ильенкова, где автор утверждает приоритет единомыслия как специфической формы советского мышления.
«Россия пошла по своему пути — всеобщего единомыслия. Люди тысячи лет страдали от разномыслия. И мы, советские люди, впервые договорились между собой, говорим на одном, понятном для всех нас языке, мыслим одинаково о главном в жизни. И этим единомыслием мы сильны, и в нем наше преимущество перед всеми людьми мира, разорванными, разобщенными разномыслием...» (В. Ильенков. «Большая дорога», 1949 г.)
И, правда, на единстве мнений «партии и народа» настаивали официальные советские круги и пропаганда, но было ли это единство продиктовано общепринятым, как пытался убедить своих читателей Ильенков, знанием того, как должно поступать человеку, или единомыслием прикрывалось незнание дальнейшего пути и боязнь проиграть в честной борьбе мнений?
Еще при жизни Ленина курс большевиков успел несколько раз радикально измениться: от диктатуры рабочего класса к разгрому рабочей оппозиции, настававшей на продолжении такой диктатуры; от крайних форм обобществления хозяйства и быта к возрождению частной собственности во времена НЭПа; от мировой революции к тайным договоренностям с германской военщиной; наконец, от власти советов к диктатуре группы вождей революции во главе с Лениным. Да и позже линия власти колебалась с не меньшей амплитудой: от разоблачения Сталина к осуждению Хрущева, от критики брежневского застоя к перестройке всего и вся при Горбачеве.
На заре советской власти ее противник, публицист кадетской партии А. С. Изгоев утверждал, что российская интеллигенция подошла к революции, не понимая «ни природы человека и силы движущих им мотивов, ни природы общества и государства и условий, необходимых для их укрепления и развития». Поэтому, когда интеллигенция взяла власть вместо царя, ее, по словам Изгоева, «постигло банкротство, заставившее забыть даже провал монархии». Мнение Изгоева кажется и верным, и неверным одновременно. «Обанкротившись», Россия превратилась в советскую сверхдержаву и открыла человечеству дорогу в космос. Победила во второй мировой войне и стала хозяйкой половины Европы. С другой стороны, чем объясняется катастрофическое поражение СССР в финале его истории? Почему сегодня мы ищем ответ на те вопросы, которые российское общество уже задавало себе между Февралем и Октябрем 1917 года?
Наша сложная, противоречивая судьба вновь ставит нас перед загадкой мышления, пытающегося понять самое себя.
Лекции
25. Февральское разномыслие и многовластие
Соглашение Думы и Петросовета, образование Временного правительства, либералы, ВПК и социалисты-«оборонцы»; советизация армии, «приказ № 1» и паралич власти по вопросу о продолжении войны; новые структуры власти: Викжель, керосиновые правительства; националистическое движение на Украине; должна ли революция обязательно породить хаос? ресурсы коллективного пользования и специфика российской власти; появление на сцене Ленина и шок от апрельских тезисов.
Временное правительство не было правительством одной только буржуазии. При своем возникновении оно отражало компромисс либералов и социалистов, Думы и Петроградского Совета. Вместо того, чтобы стать новой общероссийской властью, оно стало формальным прикрытием крайне интересного явления – многовластия. Каждая мало-мальски организованная клеточка общества, от профессиональных союзов до солдатских комитетов стремилась к тому, чтобы обрести независимость от своего окружения. Более крупные организации претендовали на общероссийскую власть.
Несмотря на разраставшийся хаос управления в тылу и на фронте, революционные «правительства» всех мастей крайне трепетно относились к завоеванной свободе жить в условиях многовластия или, более точно, безвластия. На этом сходились и либералы, и социалисты. Разумеется, весь революционный лагерь немедленно набросился на В. И. Ленина, который привез из-за рубежа «якобинский» проект в форме апрельских тезисов. Ленину предстояло преодолеть сильную оппозицию в рядах РСДРП, прежде чем многовластие всех против всех сменилось революционной диктатурой.
26. Ленин и его успех в политике
Феномен эпохи: добро, присвоившее себе право творить и зло; жертва сложностью мышления ради концентрации на целях; психотип Ленина; воля организованного меньшинства против законов истории; ленинское понимание политики: плюсы и минусы; партия ленинского типа: два контура управления РСДРП, явный и тайный.
Ленин видел историю как интуит и платоник: её формирует идея, материализующая себя в воле тайного общества, а это значит, что возможна любая история. Ленинское мышление концентрировалось на практике подчинения истории, жертвуя пониманием сложности её процесса. С этим связана прямолинейность, узость мировоззрения Ленина и его сторонников, бедность и аскетичность мысли, элементарность лозунгов, обращенных к воле. Строители новой России много читали, много учились в рамках ограниченной картины мира, за пределами которой, по их убеждению, просто нечего было понимать. Упрек в отвержении познания ради действия сам Ленин принял бы в качестве комплимента; «практика – критерий истины» продолжают повторять многие и многие его подражатели в политике.
«Мы творим собственную реальность. А пока вы изучаете эту реальность — критически, конечно же — мы идем дальше, творя новые реальности, и их вы тоже можете изучать, и к этому все и сводится. Мы – действующие субъекты истории… а вам, всем вам, останется лишь изучать наши действия». Так говорил Карл Кристиан Роув, заместитель главы администрации президента США Джорджа Буша-младшего.
В этих словах все так, как думал об истории Владимир Ленин и его соратники, которых не увлекало лишь постижение истины, привыкание к ее правилам – нет, они хотели совсем другого: безграничного насилия над ней, безграничной свободы творчества для себя, и безграничной власти над «творимым» ими новым обществом.
27. Октябрьская революция и формирование диктатуры большевиков
Июльские дни, переход Ленина на нелегальное положение; корниловский мятеж и возвращение большевиков на политическую сцену; споры в рядах РСДРП: за и против восстания; восстание как материализация психического образа; «аракчеевское понимание социализма и пугачевское понимание классовой борьбы»: раскол социалистического лагеря.
Аристотель, живший в 384 – 322 гг. до н. э., пришел к выводу, что мы воспринимаем мир не столько глазами, сколько умом. На самом деле, мы видим в мире преимущественно понятия нашего мышления. Понятия – это блоки информации, для которых не имеет значения, что говорят чувства, и говорят ли они что-либо. Например, можно видеть и слышать во сне, когда мы не получаем никакой чувственной информации. Тогда что же мы видим или слышим? Ответ довольно прост: мы прослушиваем и просматриваем наши понятийные записи. Более того, находясь в области чистой мысли, мы можем создавать новые записи такого рода.
Это, как показал Аристотель, касается даже доступных для чувственного восприятия предметов, а продукты нашей собственной психики, такие как «любовь», «дружба», «экономика», в отличие от любимой девушки или друга детства, или приусадебного участка, мы «видим» лишь в качестве воображаемых объектов. То, что нам кажется простым и непосредственным впечатлением, воспринимаемым зрением или слухом, или другими чувствами, чаще всего есть работа сложного комплекса понятий мышления.
Мысль – не просто реакция на внешний мир. Напротив, внешний мир скорее может быть назван проекцией мышления. В этом суть открытия Аристотеля.
В рамках материалистической концепции истории для объяснения причин октябрьской революции 1917 года мы должны в качестве причины предъявить восставший народ и полки революционного гарнизона, действующие с точностью часового механизма. Но такой армии, способной подчинить себе огромную страну, у Ленина не было, о чем не уставали говорить ему соратники-заговорщики.
Зато, вернувшись на точку зрения Аристотеля, мы могли бы утверждать, что революционное событие возникает в качестве отображения в материи психического образа. Тогда имеет значение сила образа, а не сила материи. Если все люди в Петрограде в октябре 1917 года были уверены, что большевики должны были взять почту и телеграф, если таким был психический образ события, то для действительного взятия почты и телеграфа было достаточным послать туда не армию, а двух-трех человек с красными повязками. Материализация идей большевиков, осуществленная малыми силами, при покорности больших материальных сил малым, – вот та картина событий, которую рисуют историки-очевидцы октябрьской революции.
История, став на мгновение видимой, наутро растворилась в мелочевке комитетов и митингов, где проигравшие заявили: «Не верю!»
28. За и против диктатуры пролетариата. Первый идейный кризис в СССР
Неудачная практика рабочего контроля; критика военного коммунизма А. А. Богдановым; поиски пролетарской культуры; А. М. Коллонтай о рабочей оппозиции; споры в руководстве РКП (б) о месте рабочего класса в СССР; решение Ленина, оказавшееся роковым.
Философ-марксист А. А. Богданов считал, что коммунистический уклад жизни может победить лишь опираясь на более прогрессивную, нежели буржуазная, культуру. Если рабочий класс в культурном отношении окажется выше буржуазии, только в этом случае возможен и коммунизм. В противном случае политический коммунизм Ленина будет неизбежно подавлен прежним культурным полем изнутри СССР или извне. С холодной страстью ученого Богданов искал… и не нашёл никакой особой пролетарской культуры, отличной от буржуазной.
Этот вывод, когда он его обнародовал, потряс советские верхи, вызвав первый в СССР идейный кризис, разрешившийся победой партийных чиновников над сторонниками народовластия. После разгрома рабочей оппозиции в 1922 г. власть большевиков утратила характер народной власти.
29. Об истоках советской внешней политики: двойная ставка большевиков в Германии и уроки германского Октября 1923 года
Циммервальдская группа; Коминтерн: задачи и структура влияния; «план А»: советизация Европы; «план Б»: «Вогру» и рапалльский договор с Германией; поражение германского Октября 1923 года и его уроки.
Решение Ленина взять власть во многом основывалось на убежденности в том, что промышленные рабочие готовы управлять обществом без буржуазии. В пользу такого вывода, казалось, свидетельствовал опыт германского рабочего движения с множеством прекрасно организованных партийных и профсоюзных учреждений, печатных изданий, экономических предприятий. Пусть в России рабочий класс не имел еще опыта управления, опираясь на миллионы немецких сознательных коммунистов и социалистов, с одной стороны, и штыки Красной Армии, с другой, мировая коммунистическая революция могла быстро победить в Европе. Таков был план Ленина, для осуществления которого Коминтерн сделал все возможное: агентура советских спецслужб, а также деньги и оружие, поступавшие из России, наводнили Германию накануне восстания, которое должно было стать повторением русской революции. Однако, этого не случилось. Вновь была доказана правота А. А. Богданова: рабочий класс тоже буржуазен.
Если в России рабочие растаскивали имущество доставшихся им заводов вместо того, чтобы управлять ими, то в Германии, по свидетельству агента Коминтерна Ларисы Рейснер, большинство рабочих «два-три дня отсиживалось дома у камина, коротая время за чашкой кофе и чтением «Форвертс» [газета социал-демократов], ожидая момента, когда стрельба стихнет, мертвых и раненых унесут, баррикады разберут, а победитель – кто бы это ни был, большевик или Людендорф, или Сект – посадит проигравших в тюрьму, а победителей в кресла власти».
Провал германского Октября 1923 года вновь поставил вопрос о дальнейших путях социализма и о тактике выживания СССР в капиталистическом окружении.
Психоистория как наука. Общие сведения
I. Курс психоистории России. Общие сведения
Лекции курса читаются один раз в неделю по скайпу. Для записи: milutinev@rambler.ru Или через личные сообщения в ЖЖ или Фейсбуке.
Об авторе: Евгений Владимирович Милютин, российский дипломат (в прошлом), историк, востоковед, писатель, автор книги «Психоистория. Экспедиции в неведомое известное». Вы можете комментировать эту и другие мои статьи в группе любителей психоистории «Зеленая Лампа» в Фейсбук.
«Россия пошла по своему пути — всеобщего единомыслия. Люди тысячи лет страдали от разномыслия. И мы, советские люди, впервые договорились между собой, говорим на одном, понятном для всех нас языке, мыслим одинаково о главном в жизни. И этим единомыслием мы сильны, и в нем наше преимущество перед всеми людьми мира, разорванными, разобщенными разномыслием...» (В. Ильенков. «Большая дорога», 1949 г.)
И, правда, на единстве мнений «партии и народа» настаивали официальные советские круги и пропаганда, но было ли это единство продиктовано общепринятым, как пытался убедить своих читателей Ильенков, знанием того, как должно поступать человеку, или единомыслием прикрывалось незнание дальнейшего пути и боязнь проиграть в честной борьбе мнений?
Еще при жизни Ленина курс большевиков успел несколько раз радикально измениться: от диктатуры рабочего класса к разгрому рабочей оппозиции, настававшей на продолжении такой диктатуры; от крайних форм обобществления хозяйства и быта к возрождению частной собственности во времена НЭПа; от мировой революции к тайным договоренностям с германской военщиной; наконец, от власти советов к диктатуре группы вождей революции во главе с Лениным. Да и позже линия власти колебалась с не меньшей амплитудой: от разоблачения Сталина к осуждению Хрущева, от критики брежневского застоя к перестройке всего и вся при Горбачеве.
На заре советской власти ее противник, публицист кадетской партии А. С. Изгоев утверждал, что российская интеллигенция подошла к революции, не понимая «ни природы человека и силы движущих им мотивов, ни природы общества и государства и условий, необходимых для их укрепления и развития». Поэтому, когда интеллигенция взяла власть вместо царя, ее, по словам Изгоева, «постигло банкротство, заставившее забыть даже провал монархии». Мнение Изгоева кажется и верным, и неверным одновременно. «Обанкротившись», Россия превратилась в советскую сверхдержаву и открыла человечеству дорогу в космос. Победила во второй мировой войне и стала хозяйкой половины Европы. С другой стороны, чем объясняется катастрофическое поражение СССР в финале его истории? Почему сегодня мы ищем ответ на те вопросы, которые российское общество уже задавало себе между Февралем и Октябрем 1917 года?
Наша сложная, противоречивая судьба вновь ставит нас перед загадкой мышления, пытающегося понять самое себя.
Лекции
25. Февральское разномыслие и многовластие
Соглашение Думы и Петросовета, образование Временного правительства, либералы, ВПК и социалисты-«оборонцы»; советизация армии, «приказ № 1» и паралич власти по вопросу о продолжении войны; новые структуры власти: Викжель, керосиновые правительства; националистическое движение на Украине; должна ли революция обязательно породить хаос? ресурсы коллективного пользования и специфика российской власти; появление на сцене Ленина и шок от апрельских тезисов.
Временное правительство не было правительством одной только буржуазии. При своем возникновении оно отражало компромисс либералов и социалистов, Думы и Петроградского Совета. Вместо того, чтобы стать новой общероссийской властью, оно стало формальным прикрытием крайне интересного явления – многовластия. Каждая мало-мальски организованная клеточка общества, от профессиональных союзов до солдатских комитетов стремилась к тому, чтобы обрести независимость от своего окружения. Более крупные организации претендовали на общероссийскую власть.
Несмотря на разраставшийся хаос управления в тылу и на фронте, революционные «правительства» всех мастей крайне трепетно относились к завоеванной свободе жить в условиях многовластия или, более точно, безвластия. На этом сходились и либералы, и социалисты. Разумеется, весь революционный лагерь немедленно набросился на В. И. Ленина, который привез из-за рубежа «якобинский» проект в форме апрельских тезисов. Ленину предстояло преодолеть сильную оппозицию в рядах РСДРП, прежде чем многовластие всех против всех сменилось революционной диктатурой.
26. Ленин и его успех в политике
Феномен эпохи: добро, присвоившее себе право творить и зло; жертва сложностью мышления ради концентрации на целях; психотип Ленина; воля организованного меньшинства против законов истории; ленинское понимание политики: плюсы и минусы; партия ленинского типа: два контура управления РСДРП, явный и тайный.
Ленин видел историю как интуит и платоник: её формирует идея, материализующая себя в воле тайного общества, а это значит, что возможна любая история. Ленинское мышление концентрировалось на практике подчинения истории, жертвуя пониманием сложности её процесса. С этим связана прямолинейность, узость мировоззрения Ленина и его сторонников, бедность и аскетичность мысли, элементарность лозунгов, обращенных к воле. Строители новой России много читали, много учились в рамках ограниченной картины мира, за пределами которой, по их убеждению, просто нечего было понимать. Упрек в отвержении познания ради действия сам Ленин принял бы в качестве комплимента; «практика – критерий истины» продолжают повторять многие и многие его подражатели в политике.
«Мы творим собственную реальность. А пока вы изучаете эту реальность — критически, конечно же — мы идем дальше, творя новые реальности, и их вы тоже можете изучать, и к этому все и сводится. Мы – действующие субъекты истории… а вам, всем вам, останется лишь изучать наши действия». Так говорил Карл Кристиан Роув, заместитель главы администрации президента США Джорджа Буша-младшего.
В этих словах все так, как думал об истории Владимир Ленин и его соратники, которых не увлекало лишь постижение истины, привыкание к ее правилам – нет, они хотели совсем другого: безграничного насилия над ней, безграничной свободы творчества для себя, и безграничной власти над «творимым» ими новым обществом.
27. Октябрьская революция и формирование диктатуры большевиков
Июльские дни, переход Ленина на нелегальное положение; корниловский мятеж и возвращение большевиков на политическую сцену; споры в рядах РСДРП: за и против восстания; восстание как материализация психического образа; «аракчеевское понимание социализма и пугачевское понимание классовой борьбы»: раскол социалистического лагеря.
Аристотель, живший в 384 – 322 гг. до н. э., пришел к выводу, что мы воспринимаем мир не столько глазами, сколько умом. На самом деле, мы видим в мире преимущественно понятия нашего мышления. Понятия – это блоки информации, для которых не имеет значения, что говорят чувства, и говорят ли они что-либо. Например, можно видеть и слышать во сне, когда мы не получаем никакой чувственной информации. Тогда что же мы видим или слышим? Ответ довольно прост: мы прослушиваем и просматриваем наши понятийные записи. Более того, находясь в области чистой мысли, мы можем создавать новые записи такого рода.
Это, как показал Аристотель, касается даже доступных для чувственного восприятия предметов, а продукты нашей собственной психики, такие как «любовь», «дружба», «экономика», в отличие от любимой девушки или друга детства, или приусадебного участка, мы «видим» лишь в качестве воображаемых объектов. То, что нам кажется простым и непосредственным впечатлением, воспринимаемым зрением или слухом, или другими чувствами, чаще всего есть работа сложного комплекса понятий мышления.
Мысль – не просто реакция на внешний мир. Напротив, внешний мир скорее может быть назван проекцией мышления. В этом суть открытия Аристотеля.
В рамках материалистической концепции истории для объяснения причин октябрьской революции 1917 года мы должны в качестве причины предъявить восставший народ и полки революционного гарнизона, действующие с точностью часового механизма. Но такой армии, способной подчинить себе огромную страну, у Ленина не было, о чем не уставали говорить ему соратники-заговорщики.
Зато, вернувшись на точку зрения Аристотеля, мы могли бы утверждать, что революционное событие возникает в качестве отображения в материи психического образа. Тогда имеет значение сила образа, а не сила материи. Если все люди в Петрограде в октябре 1917 года были уверены, что большевики должны были взять почту и телеграф, если таким был психический образ события, то для действительного взятия почты и телеграфа было достаточным послать туда не армию, а двух-трех человек с красными повязками. Материализация идей большевиков, осуществленная малыми силами, при покорности больших материальных сил малым, – вот та картина событий, которую рисуют историки-очевидцы октябрьской революции.
История, став на мгновение видимой, наутро растворилась в мелочевке комитетов и митингов, где проигравшие заявили: «Не верю!»
28. За и против диктатуры пролетариата. Первый идейный кризис в СССР
Неудачная практика рабочего контроля; критика военного коммунизма А. А. Богдановым; поиски пролетарской культуры; А. М. Коллонтай о рабочей оппозиции; споры в руководстве РКП (б) о месте рабочего класса в СССР; решение Ленина, оказавшееся роковым.
Философ-марксист А. А. Богданов считал, что коммунистический уклад жизни может победить лишь опираясь на более прогрессивную, нежели буржуазная, культуру. Если рабочий класс в культурном отношении окажется выше буржуазии, только в этом случае возможен и коммунизм. В противном случае политический коммунизм Ленина будет неизбежно подавлен прежним культурным полем изнутри СССР или извне. С холодной страстью ученого Богданов искал… и не нашёл никакой особой пролетарской культуры, отличной от буржуазной.
Этот вывод, когда он его обнародовал, потряс советские верхи, вызвав первый в СССР идейный кризис, разрешившийся победой партийных чиновников над сторонниками народовластия. После разгрома рабочей оппозиции в 1922 г. власть большевиков утратила характер народной власти.
29. Об истоках советской внешней политики: двойная ставка большевиков в Германии и уроки германского Октября 1923 года
Циммервальдская группа; Коминтерн: задачи и структура влияния; «план А»: советизация Европы; «план Б»: «Вогру» и рапалльский договор с Германией; поражение германского Октября 1923 года и его уроки.
Решение Ленина взять власть во многом основывалось на убежденности в том, что промышленные рабочие готовы управлять обществом без буржуазии. В пользу такого вывода, казалось, свидетельствовал опыт германского рабочего движения с множеством прекрасно организованных партийных и профсоюзных учреждений, печатных изданий, экономических предприятий. Пусть в России рабочий класс не имел еще опыта управления, опираясь на миллионы немецких сознательных коммунистов и социалистов, с одной стороны, и штыки Красной Армии, с другой, мировая коммунистическая революция могла быстро победить в Европе. Таков был план Ленина, для осуществления которого Коминтерн сделал все возможное: агентура советских спецслужб, а также деньги и оружие, поступавшие из России, наводнили Германию накануне восстания, которое должно было стать повторением русской революции. Однако, этого не случилось. Вновь была доказана правота А. А. Богданова: рабочий класс тоже буржуазен.
Если в России рабочие растаскивали имущество доставшихся им заводов вместо того, чтобы управлять ими, то в Германии, по свидетельству агента Коминтерна Ларисы Рейснер, большинство рабочих «два-три дня отсиживалось дома у камина, коротая время за чашкой кофе и чтением «Форвертс» [газета социал-демократов], ожидая момента, когда стрельба стихнет, мертвых и раненых унесут, баррикады разберут, а победитель – кто бы это ни был, большевик или Людендорф, или Сект – посадит проигравших в тюрьму, а победителей в кресла власти».
Провал германского Октября 1923 года вновь поставил вопрос о дальнейших путях социализма и о тактике выживания СССР в капиталистическом окружении.
Психоистория как наука. Общие сведения
I. Курс психоистории России. Общие сведения
Лекции курса читаются один раз в неделю по скайпу. Для записи: milutinev@rambler.ru Или через личные сообщения в ЖЖ или Фейсбуке.
Об авторе: Евгений Владимирович Милютин, российский дипломат (в прошлом), историк, востоковед, писатель, автор книги «Психоистория. Экспедиции в неведомое известное». Вы можете комментировать эту и другие мои статьи в группе любителей психоистории «Зеленая Лампа» в Фейсбук.
