Наука и журналистика по своим методам обычно противостоят друг другу: наука в любом вопросе сомневается и собирает факты, скрупулезно строя доказательства; журналистике сплошь и рядом все ясно по одному-единственному факту, он же  реализация неких предшествующих априорных идей, и никакие иные  факты, а уж тем более иные доказательства не нужны.

Два примера – априорная уверенность западной прессы, что малайзийский «Боинг» над Украиной был сбит непременно Путиным – руками сепаратистов. И такая же абсолютная уверенность прессы  – насчет убийства Немцова. Как писал человек с научным образованием Гуриев, ставший вдруг журналистом  – около Кремля убили – все ясно! Кремлевские постарались ! «Черные птицы над Спасской башней», мол.

Но, пардон муа, а как же расследование?

Какое-такое исследование-расследование? Дело журналиста – прокукарекать, а там хоть и не рассветай.

Откуда эта безответственность взялась?

Если копнуть историю, то окажется, что и наука, и журналистика чуть не сёстры. Наука появилась в конце 16-ого (Галилей) и раннем 17-ом (Декарт) веке, и примерно в те же времена появились первые газеты.   Та и другая деятельность имеет начало в  письмах. Только  одни письма – из изложения фактов, специально создаваемых или собираемых и строго анализируемых, а другие – из фактов, которые обыгрываются вольно. Наука – стремится к истине. Журналистика – к впечатлению.

Наука создает знание. Журналистика – культивирует мифы.

Хоть и бывает журналистика исследовательская, а наука ложной, но это не вполне естественные состояния для журналистики и науки соответственно.

Впрочем, та и другая могут быть прагматической и целесообразной. Наука – ради прикладных задач, и журналистика – ради конкретной цели. Что мы и видим чуть не каждый день.